Пять лет «болотному делу». Десять историй его участников

Пять лет назад, 6 мая 2012 года, в Москве прошел «Марш миллионов» — протестное шествие, закончившееся столкновениями между участниками и полицией. После этого Следственный комитет возбудил уголовные дела об участии в массовых беспорядках и насилии в отношении представителей власти. Их фигурантами стали более трех десятков человек — гражданские активисты и обычные участники шествия. Журналисты и правозащитники многократно указывали на политическую мотивированность «болотного дела», процессуальные нарушения и предвзятость рассматривающих дело судей. Большая часть фигурантов получила обвинительные приговоры и реальные сроки заключения; многие из них были признаны узниками совести. Спустя пять лет после «Марша миллионов» «Медуза» поговорила с несколькими участниками «болотного процесса», чтобы понять, как он повлиял на их жизнь.

Впервые этот текст был опубликован в 2017 году

Андрей Барабанов

26 лет; арестован 28 мая 2012 года и приговорен к трем годам и семи месяцам колонии; вышел на свободу 25 декабря 2015 года

К 6 мая 2012 года я закончил колледж, поработал какое-то время менеджером по продажам. Помогал своей девушке делать аэрографию — она начинала свое дело. Хотел открыть свое небольшое кафе, но до реализации не дошло — меня закрыли в тюрьму.

Когда я освободился, сначала просто восстанавливался — съездил отдохнуть, вылечил зубы, а потом устроился работать в «Русь сидящую», у меня там было достаточно знакомых. Еще я не хотел однообразную работу, которая отнимала бы все свободное время и была нацелена на то, чтобы заработать побольше денег. К тому же, это интересно — помогать людям. После освобождения из тюрьмы у меня было большое желание помочь бывшим заключенным.

Так я проработал до отъезда в Чехию в прошлом сентябре. Сейчас живу в Праге, учусь на курсах при Карловом университете и собираюсь туда поступать на эколога. Я начал думать об этом, когда находился в заключении, а окончательно мысль сформировалось, когда я освободился.

Кстати, то, что я вынес из заключения — больше не колеблюсь, когда собираюсь что-то сделать. Сейчас мне гораздо проще принимать важные для себя решения. Появилась возможность поехать в Чехию — я просто взял и поехал.

В российский университет я не стал поступать, потому что тут ставят кучу препонов людям, которые отсидели в тюрьме. Например, в университете могут просто не дать доучиться. И я не вижу в России места, где бы хотел учиться. Есть и другие препоны. Например, ко мне домой периодически ходят «эшники», проводят профилактику экстремизма. Приходят, в прихожей постоят, что-то расскажут про экстремизм, пошутят свои ужасные мусорские шутки. Достаточно тупая работа.

Я пока не знаю, где буду жить после окончания университета — в Праге или нет. Я бы хотел вернуться в Россию, но это зависит от того, как здесь будут развиваться события

Александр Марголин

45 лет; арестован 20 февраля 2013 года, приговорен к трем с половиной годам колонии общего режима; вышел на свободу 9 февраля 2016 года

Я по образованию издатель-полиграфист. Работал в издательстве до сентября 2011-го года. В декабре были выборы в Госдуму, и после всех этих фальсификаций я оказался на Чистопрудном бульваре. Получил после него 10 суток [ареста]. В спецприемнике познакомился со многими интересными людьми, мы там общались с Навальным, Яшиным. Это были довольно сильные первые впечатления. Поэтому пошел и на Болотную площадь.

Уже после 6 мая 2012 года я устроился на очень хорошее место, стал исполнительным директором в одном издательстве, у которого тогда были очень большие планы по развитию. Это была прямо моя работа, но я отработал только месяц и меня арестовали. 

После выхода [из колонии] устроиться в издательство было сложно — с 2013 по 2016 год издательский бизнес был практически уничтожен кризисом. Народа много было на Болотной, и я надеялся, что кто-нибудь предложит вариант с трудоустройством. Приглашали работать в правозащиту, но я посчитал, что для меня это будет эмоционально тяжело.

Начал искать варианты в издательском бизнесе, но не скажу, что меня ждали с распростертыми объятиями. Наверное, я уже не самый лучший специалист — с пробелом в резюме в три года, но были случаи — пару раз — когда из-за судимости мне говорили, что не смогут со мной работать. Хотя не скажу, что это тенденция.

Сейчас еще ищу себя. Понял, что с работой по найму нужно завязывать, нет системных мест для меня. Есть планы по торговому бизнесу — может быть, не совсем мое, зато я буду отвечать за результат, за действия — за все. Бизнес в издательской отрасли я не рассматривал — слишком хорошо знаю ее проблемы. Надо ловить рыбу там, где она есть. Специалистов в отрасли много, работы и денег — мало. Себя и семью не прокормишь. Сейчас пока работы нет — перебиваюсь чем-то и знакомые помогают.

Две вещи поменялись после заключения. Во-первых, я понял, какое зло наркотики. Со мной сидели многие по 228-й статье. Насмотрелся, что делается с людьми, как они теряют любые морально-этические ориентиры. И это поток именно молодых ребят — 18-27 лет. Даже возникают мысли, что это не просто так.

Второе — растерял прекраснодушие, перестал априори относится к людям как к прекрасным созданиям. Когда живешь с чужими людьми 24 часа в сутки годами подряд, начинаешь воспринимать все по-другому. Общаешься с человеком, и пытаешься про себя понять, в чем подвох.

С другой стороны, за время заключения круг моих друзей и знакомых расширился неимоверно, при этом старые остались, отвалились единицы — не друзья, а знакомые. И я был просто в шоке от того, как поддерживали мою семью — с какой тактичностью, любовью это происходило. Я, наверное, очень счастливый человек в этом плане.

И все же к людям теперь отношусь с осторожностью.

Максим Лузянин

40 лет; арестован 28 мая 2012 года, приговорен к четырем с половиной годам колонии общего режима; вышел на свободу в мае 2015 года условно-досрочно

До шестого мая у меня был успешный бизнес в сельском хозяйстве, довольно крупная фирма, мы выращивали тепличную продукцию — зелень, разные культуры. Хороший был бизнес — в материальном плане моя семья хорошо себя чувствовала. Еще был небольшой спортзал — я занимался спортом, и хотел, чтобы другие люди тоже приобщались. Он тогда вообще убыток приносил.

Когда я первый раз после тюрьмы приехал на место, где находились наши теплицы — а это двенадцать гектаров, целая фабрика — там было просто голое поле. Все снесли, землю продали под строительство многоэтажных домов. Грустно было. Люди, с которыми мы держали землю, видимо, решили, что выгоднее получить деньги сразу, чем каждый год нести риски и ответственность за людей. А лично мне и моим компаньонам интересно было что-то создавать. Наши агрономы сравнивали теплицы с родильным домом — из ничего вдруг пробиваются зеленые ростки, появляется жизнь. Это хорошее дело, и еще кормит тебя.

После освобождения первым делом я пошел на лекции [историка и политолога] Андрея Борисовича Зубова. Увлекся его лекциями еще в лагере. Сейчас я уже стал его соратником — помимо того, что мы дружим, я помогал ему в думской кампании тем летом. Я хоть и не состою в партии «Парнас», куда входит Андрей Борисович, считаю, что это правильное направление.

Новый бизнес я не стал создавать. Во-первых, это довольно рискованно по нынешним временам, а во-вторых, не было такого бизнеса, который бы меня увлек. Остался зал, я сконцентрировался на его развитии. Конечно, сейчас нет былого благосостояния, но деньги зал приносит. Сейчас он сам работает, а я трачу силы на другое — например, на образование. Это меня сейчас больше интересует. Хожу на публичные лекции: религиоведение, история, философия — это мне интересно. Это вещи, которые формируют нас как личность.

Все три года, что я отбывал [наказание], жена несла этот груз, возила передачи, боролась с этой системой; спортзал на ней был. Она и отец помогали. Больше никто. Это вовсе не упрек, все нормально — это жизнь. Обычно все друзья-товарищи — они в хорошее время друзья-товарищи. Сын, когда меня арестовали, был еще школьником, а за это время стал совсем взрослым мужчиной. Я чувствую свою вину перед ним, что столько времени упустил. Понятно, я не специально садился в тюрьму, так судьба распорядилась, но сыну от этого лучше не станет. Не знаю, можно ли это наверстать. Стараюсь. Но это взрослый человек, уже не ребенок.

Вынес ли я что-то для себя из этого периода? Разве что стал меньше ценить материальное и больше — духовное. Это громко звучит, но не знаю, как сказать по-другому. Попав в СИЗО, я сначала очень сожалел, что впустую трачу время. А потом решил, что раз такая ситуация, буду посвящать каждую минуту чему-то ценному. Хорошо, что там была неплохая библиотека, и я как-то переключился. И тогда понял, что важно не зарабатывание денег — жизнь важна.

Илья Гущин

28 лет; арестован 6 февраля 2013 года, приговорен к двум с половиной годам колонии общего режима; вышел на свободу 5 августа 2015 года

В 2012 году я работал продавцом-консультантом в магазине бытовой техники, а раньше, когда учился в университете, был аналитиком в футбольном клубе «Москва» — делал технический разбор матчей, определял КПД игроков. В 2010 году клуб закрылся, меня это очень огорчило. В том же году меня выперли из универа за невнимательность — короче, не лучший период в моей жизни. Но потом, в 2011-м, благодаря тому, что освободилось времени, я попал под зарождающийся протест.

Митинги похожи на футбол — там тоже куча народу, атрибутики, там полно полицейских, атмосфера в принципе та же самая. Веселье, движуха.

Сейчас я работаю в фонде «Русь Сидящая» Ольги Романовой. Работа в поле — отправляю по зонам помощь. Бывших заключенных, особенно с политстатьей, не очень хорошо берут на работу. Если есть какие-то профессиональные навыки, интересное образование, этот вопрос преодолеваем, а у меня навыки — монтаж, дизайн, футбольная аналитика, опыт грузчика, продавца и так далее. Одно время после освобождения я работал барменом в пивном баре в Отрадном — это на окраине Москвы, откуда я родом. И это место даже по меркам Отрадного — окраина. Рыгаловка, зарплата маленькая, но выбора не было, потому что только там никого не интересовало мое прошлое. Мне быстро там надоело, я стал искать работу. В основном, классическими способами — хедхантер и прочее. Друзья упорно рекомендовали фейсбук, а я думал, что это был самый идиотский способ.

Потом я все-таки сдался, написал в ФБ — и сразу предложения посыпались, в том числе, в «Руси сидящей». Организация знакомая, цели понятные; я пошел.

Из «болотного дела» я много для себя взял. Новые интересные, полезные знакомства — ну, за исключением следователей. Тюрьма, к сожалению, всех меняет в худшую сторону, но и там можно научиться чему-то хорошему. Я научился быть пожестче, «нет» говорить. Это моя жизнь, мой опыт, игнорировать его было бы совсем глупо. Приятно, что сохранились все старые друзья. Мы все разные, кто-то даже подпадает под категорию «около ваты», так скажем, но мы никогда не ставили все это выше собственных взаимоотношений. У меня есть друг — он болел за «Спартак», а я — за «Москву». Это сильное противоречие никогда не мешало нам общаться. То же самое с моей посадкой. 

Алексей Полихович

26 лет; арестован 26 июля 2012 года, осужден на три с половиной года колонии; вышел на свободу 30 октября 2015 года условно-досрочно

В 2012 году я работал курьером в страховой компании, меньше, чем за год до этого вернулся из армии. После нее поступил в университет на заочку, раз в полгода работал. Учился на конфликтолога, это на стыке психологии, политологии и социологии. Мне были интересны конфликты между социальными и национальными группами, но я так и не доучился из-за ареста.

Планов тогда я никаких не строил. У меня есть такая проблема: я даже сейчас не строю планов и не знаю, чем буду заниматься через два года. Мне нравится то, чем я занимаюсь сейчас, но мне сложно понять, что бы я хотел вообще, сложно сделать такой жизненный выбор.

В 2007-2008 годах я увлекся левыми идеями, начал интересоваться политикой, иногда ходил на митинги. Во время протестов 2011-2012 годов они проходили каждые полтора-два месяца, но уже к шестому мая было понятно, что все заканчивается, протест выдохся. Я вообще в тот день не собирался оставаться после демонстрации — хотел поехать на дачу.

После освобождения из колонии я достаточно длительное время выходил из этого нокдауна, было непросто. Ходил на какие-то акции помощи политзаключенным, рассказывал, что важно писать письма, и фактически полгода ничего больше особенно и не делал. 

Я пытался понять, чем мне вообще дальше заниматься. Из-за моего бэкграунда у меня в фейсбуке накопилась масса френдов и подписчиков из околополитической, журналистской, активистской тусовок. И именно в фейсбуке я увидел объявление, что проект «ОВД-Инфо» ищет людей для мониторинга новостей. Отправил резюме и уже год там работаю.

Я пытался устроиться и на обычную работу — например, чуваком, который работает на ресепшне в одном из небоскребов в Москве, но это все было довольно грустно. Со статьей, со сроком сложнее найти работу — в обычной конторе. Но в определенном секторе человеку с нашим бэкграундом проще — например, в правозащитных структурах, в журналистике, в НКО. «ОВД-Инфо» — это, конечно, идеальная работа для меня. Она меня очень многому учит. Кроме того, я сам чувствую, насколько моя работа нужна и полезна, что у нас реально получается помогать.

Я не могу вычеркнуть тюрьму из своей жизни, потому что во многом тюрьма меня сформировала. Я попал туда в период становления, в 21 год. Мое формирование происходило в армии и в тюрьме; я стою на этом базисе. Я не благодарю тюрьму, но понимаю, что она меня заставила думать определенным образом. Мне сейчас, наверное, не будет интересно работать менеджером-конфликтологом в какой-то конторе, которая продает двери и подвесные потолки. Во многом, благодаря всему случившемуся я сейчас работаю там, где работаю. Может быть, я еще стану учиться в каком-нибудь вузе, но скорее это будет не конфликтология, а какой-нибудь, может быть, истфак. Но сейчас мне больше всего знаний дает именно работа — столько я не получил бы, наверное, ни в одном вузе страны.

Николай Кавказский

30 лет; арестован 25 июля 2012, отправлен под домашний арест 2 августа 2013; амнистирован 19 декабря 2013 года.

До 6 мая 2012 года я был политическим активистом и правозащитником. Состоял в партии «Яблоко» до июля 2012 года, был заместителем председателя московского молодежного отделения. Потом вышел из партии, а вернулся в день амнистии в 2015 году. Выходил я потому, что в 2012-м либерализовали законодательство по регистрации партий, и я участвовал в создании левой социал-демократической партии. В итоге ничего не получилось.

Сейчас я председатель московского молодежного «Яблока», член регионального совета московского «взрослого» «Яблока», член федерального совета. Работаю в двух правозащитных организациях: «Комитет за гражданские права» (там в основном помогаем заключенным, тем, кто подвергается пыткам) и в ЛГБТ-инициативной группе «Стимул».

Я был ЛГБТ-активистом с 2010 года. До ареста у нас была масштабная кампания «Марш равенства». Мы проводили один-два раза в год митинги за права женщин, ЛГБТ, мигрантов, лиц с ограниченными возможностями — в общем, за права дискриминируемых групп. В «Комитете за гражданские права» я тоже начинал работать в это время. Так что если сравнить, что поменялось за эти пять лет, то, наверное, ненамного увеличилась моя известность в оппозиционных кругах, а остальное осталось по-прежнему. И свою жизнь в будущем я тоже хочу тесно связать с правозащитной, с политической деятельностью.

Не скажу, что я много почерпнул из «болотного дела» — я и раньше знал о нарушениях прав в тюрьмах и колониях, о беззаконии в судах, о политических заключенных и необходимости солидарности с ними. Скорее болотный процесс подтвердил мои знания эмпирически. Хотя я, конечно, узнал некоторые детали внутреннего устройства пенитенциарной системы, которые могут понадобиться в моей работе. И еще познакомился со многими интересными и хорошими людьми, это главный плюс.

Сейчас говорят о новом «болотном деле», там следственная группа в полторы сотни человек. С учетом уже четырех задержанных [по уголовным делам о нападении на полицейских] нет никаких сомнений, что это будет новый поток репрессий, подготовленный под президентские выборы. И это могут быть случайные люди, чтобы пугать террором общество. Это подтверждается требованием посадить блогера Соколовского на три с половиной года, преподавателя, который Tor пользовался, и так далее. Очень много дел. И продолжают до сих пор люди сидеть по «болотному делу». Пять лет прошло. Сидит Иван Непомнящих — его недавно избили [в колонии]. И еще [Дмитрий] Ишевский и Максим Панфилов находятся под стражей.

Ярослав Белоусов

25 лет; арестован 9 июня 2012 года, приговорен к двум годам и трем месяцам колонии общего режима; вышел на свободу 8 сентября 2014 года

До 6 мая 2012 года я учился на политолога в МГУ и не предполагал, что мне придется пройти через тюремную систему и познакомиться с российским правосудием. Постоянной работы тогда у меня не было, иногда случалась подработка на выборах или написание статей, но, в целом, я рассчитывал, что, окончив университет, пойду работать по специальности. В принципе, оно так и произошло, за исключением передержки на два с лишним года.

Сейчас я оказываю аналитическую поддержку различным российским политикам. Мне удалось закончить МГУ — за это большое спасибо руководству факультета, которое отнеслось с пониманием к болотному инциденту. Честно признаться, при попытках найти работу после освобождения у меня пару раз были отказы в тот момент, когда мою биографию узнавали подробнее. Возникало недоверие относительно моей лояльности — ведь речь шла об устройстве в сравнительно провластные издания. Для меня это все выглядело идиотизмом — я нахожусь в иной системе координат, нежели либералы и путинисты. Я русский националист, у меня сложные отношения с обеими сторонами. Их претензии ничем, кроме как «обзывалками», не являются. Я гораздо больший ястреб во внешней политике, чем подавляющая часть кремлевских патриотов, и гораздо больший сторонник трансформации социально-экономического порядка в России, нежели наша оппозиции. Но заверяю — я сторонник естественных прав человека и гражданина.

Что я понял благодаря «болотному делу»? Понял, что несправедливость системы не выдумана, и все обстоит тяжелее, чем кажется на первый взгляд. В России большие проблемы со свободой слова, сейчас множество людей преследуют за посты в социальных сетях, но несправедливость распространяется и на другие сферы — от налогообложения до пресловутых пятиэтажек. Власть в РФ относится к людям как к вещам, которых можно и в тюрьме год-другой ни за что помариновать, и на другой конец города переселить. Про пакет базовых прав наверху, увы, не слышали. Разумеется, в России будущего всего этого быть не должно.

Сергей Кривов

55 лет; арестован 18 октября 2012 года, приговорен к трем годам и девяти месяцам колонии общего режима; вышел на свободу 5 июля 2016 года

До ареста я работал менеджером оптовых продаж. К тому, что на меня завели уголовное дело, тогда все с пониманием относились, со стороны начальства никакого давления не было, наоборот — поддержка. Правда, к моменту моего освобождения фирма прекратила существование, так что я не мог туда вернуться.

Протестной деятельностью я занимался активно с ноября 2011 года: если до этого, когда «Солидарность» организовывала митинги, я ходил на какие-то акции раз в месяц, то с осени я ходил уже несколько раз в неделю. И на 6 мая вот тоже пришел. 

В колонии меня много поддерживали, в тюрьму писали письма — в том числе, из-за границы, это [правозащитники из] Amnesty International организовывали. Один раз пришло тридцать писем из шведской школы — целый класс написал. Сейчас в фейсбуке друзей полно.

После освобождения были некоторые проблемы с трудоустройством — но сейчас с работой у всех сложно. Когда на работу не берут, особо не объясняют, почему так решили. Я думаю, фактора два: судимость и возраст, мне все же уже 55. Но в открытую из-за политики мне ни разу не отказывали.

Были проблемы и с получением загранпаспорта — вот где палки в колеса вставляли. Например, был в анкете пункт — последние три места работы, включая учебу и воинскую службу. Я решил, что в тюрьма к этому не относится и пункт пропустил, а мне сказали, что я предоставил ложные сведения. Месяц тема мусолилась, пока паспорт не дали.

Что касается нового «болотного дела» — я думаю, власти выгодно запугивать и фабриковать такие дела, в первую очередь, чтобы как-то «объяснять» народу, почему некоторые протестуют и выставить их в негативном свете. В СССР несогласные представлялись сумасшедшими, а теперь — экстремистами. Кто же еще будет выступать против власти? Только сумасшедшие и экстремисты. Понятно, что 26 марта был абсолютно мирный протест. История с якобы потерпевшим полицейским вызывает у меня большие сомнения — он и по делу Ивана Непомнящих проходит, такой профессиональный пострадавший. МВД-шным медикам сфабриковать сотрясение мозга проблем не составляет.

Алексей Гаскаров

31 год; арестован 28 апреля 2013 года, приговорен к трем с половиной годам колонии общего режима; вышел на свободу 27 октября 2016 года

Политической деятельностью в разном виде я занимался с нулевых годов. В основном это были социальные и экологические проекты. Я довольно активно участвовал в антифашистком движении, дружил с [адвокатом] Стасом Маркеловым, которого убили нацисты в 2009 году. Я много общался с журналистами, хотя большинство участников антифа-движения этого не делали, поэтому многие стали называть меня лидером антифашисткого движения.

На Болотную я вообще не собирался идти, а когда пришел, пытался уйти пораньше. Но ко мне видимо приставили опера из центра «Э», и когда я пытался уйти с площади, он дал указания ОМОНу, чтобы меня и моих друзей задержали. Вот я и получил обвинения в том, что потянул полицейского за руку и за ногу.

До посадки я работал в консалтинге, но там работа часто связана с взаимодействием с государством, и мне сложно было трудоустроиться после освобождения из-за моей биографии. Сейчас работа есть — все же у меня нормальное образование, хорошие рекомендации, но из-за судимости приходится искать работу с дисконтом. Соглашаться на меньшую зарплату, например. Я надеюсь, что это выровняется скоро, я буду бороться в Европейском суде по правам человека за отмену судимости. 

«Болотное дело» — это интересный опыт, возможность посмотреть на людей, которые находятся за пределом обычного окружения. Сейчас ведь даже соцсети отбирают для тебя информацию, которая тебе больше интересна, и получается довольно сфокусированный взгляд на жизнь, это искажает восприятие реальности. А когда ты попадешь туда, ты себе друзей не выбираешь.

Сидящие сейчас по 26 марта — конечно тоже политзаключенные. И новым «болотным делом» понятно почему называют — те же следователи, те же статьи. С арестованными по 26 марта странная история, может, что-то они и сделали. Но как работает система: ты делаешь какую-то фигню, а власть раздувает это до того, что ты дестабилизируешь ситуацию в стране. 

Степан Зимин

25 лет; арестован 8 июня 2012 года; приговорен к трем с половиной годам колонии общего режима; вышел на свободу 22 июня 2015 года условно-досрочно

Еще в старших классах школы я увлекся анархо-коммунизмом, ходил на всякие левые акции. Про 6 мая я думал, что будет очередное массовое мероприятие, как на Чистых прудах, например. Я тогда числился в РГГУ, но в был в академическом отпуске по семейным обстоятельствам.

Во время заключения меня поддерживали ребята из университета, писали, а на акциях в поддержку политзаключенных даже была отдельная колонна РГГУ с флагом университета. Но после отсидки восстанавливаться на факультете я не стал, потому что для этого надо было заново все предметы сдавать. 

Работу найти было после тюрьмы непросто — не знаю, насколько это связано с судимостью, мне в основном отказывали из-за отсутствия опыта, я же сел в 20 лет, как раз, когда его надо было нарабатывать навыки. Но почти сразу мне работу предложила Ольга Романова, и сейчас я работаю в «Руси Сидящей».

Зато в колонии я приобрел бесценный жизненный опыт — пообщался с людьми, с которыми, наверное, и не встретился бы никогда, если бы не «болотное дело», посмотрел, как устроена система изнутри. К тому же подучился: подтянул физику и химию. Татуировки набил! Их мне антифашист делал, который сидит за убийство фашиста.

Не думаю, что «болотным делом» получилось кого-то запугать — протест сам слился, думаю, из-за отсутствия активного ядра, которое бы объединяло людей. Например, к Навальному я по-человечески хорошо отношусь, но президентом его не вижу, да и идеологически мы с ним совсем не близки. Приятно, что сейчас в протесте появилась новая волна, это видно по 26 марта. Сейчас совсем новые люди выходят — которые, правда, еще не знают, как вести себя с этой системой.