«В этой ситуации страшнее молчать. Стыдно молчать» Больше тысячи российских учителей открыто выступили против войны с Украиной. Вот что они говорят о вторжении — и как объясняют происходящее ученикам
25 февраля — на следующий день после начала войны с Украиной — российские учителя опубликовали петицию, в которой открыто поддержали антивоенные протесты и потребовали прекратить огонь. На момент публикации ее подписали более 1200 учителей из 65 регионов России, а также из других стран: Италии, США, Франции, Эстонии, Израиля, Швеции и Германии. «Медуза» связалась с пятью подписавшими документ преподавателями и публикует их монологи.
Иван Меньшиков
учитель математики из Москвы, один из авторов петиции
Утром 24 февраля у меня и моих коллег возникло ощущение, что нужно что-то делать. Нельзя просто сидеть и смотреть, как происходит такая катастрофа. Страна катится в пропасть, пытаясь захватить соседнюю страну варварскими методами. Хотелось заявить о том, что мы считаем это ужасным. Петиция — это первое, что пришло мне в голову.
Исходный текст написал я, потом его правили мои коллеги. С одной стороны, хотелось, чтобы он был максимально честным и искренним. С другой — мы не хотели отталкивать сомневающихся людей слишком эмоциональными словами. Это была сложная процедура, которая заняла большую часть дня.
Это был интересный для меня опыт. Когда я писал петицию, у меня было ощущение, что она нужна мне самому и минимальному количеству людей вокруг меня, которые тоже хотят высказаться. Но как только она появилась [в сети], люди сразу начали пересылать ее друг другу в чатах. Она стала распространяться с какой-то безумной скоростью. Ссылку на нее мне скидывали люди, с которыми у меня даже нет общих знакомых, — причем буквально через 15 минут [после публикации], несмотря на то, что было около 11 вечера. Я быстро понял, что у людей есть острая потребность высказаться и сделать так, чтобы хоть в каком-то виде их голос был услышан.
Конечно, ученики задают нам вопросы [о войне], и каждый учитель подбирает слова на свой страх и риск. Но мы не можем обсуждать с ними политические вопросы. Мы можем лишь говорить, что война — это плохо, а мир — хорошо. С этим тезисом дети, конечно, согласны.
Многих детей родители стараются оградить от этой информации [о вторжении России в Украину]. Не все ученики понимают, что происходит, и не все интересуются. Те, кто понимает, в основном транслируют позицию родителей.
Некоторые учителя смотрят телевизор и поддерживают действующую власть — и, к сожалению, даже эту войну, которую развязало наше государство. Но в моем кругу подавляющее большинство считает войну недопустимой. Мне хочется верить, что и в целом по стране у нас так.
Конечно, я боюсь выражать свой протест. Но учитывая, какой ад сейчас происходит в Киеве — на расстоянии буквально дневной поездки на машине, — просто стыдно идти на поводу у собственного страха.
Константин
учитель математики из Москвы, просил не указывать его фамилию
Нет ничего хуже войны. Как учитель я переживаю это еще острее. Важно объяснять ученикам, что война — это плохо, и доносить это как можно более четко и смело.
Коллеги полностью солидарны со мной. Могут быть разногласия по поводу причин [вторжения] и того, насколько все однозначно, но с тем, что войны быть не должно и в силах России ее остановить, согласны почти все.
Я обсуждал войну с учениками. Я практически ничего не говорил сам, но почувствовал, насколько детям важно было ее обсудить. Мой урок был первым в четверг [24 февраля], то есть я был первым взрослым человеком, с которым они могли это обсудить. Мы не говорили чисто про политику, но я пытался их убедить, что происходит кошмар, что важно об этом говорить и друг друга поддерживать.
Сами ученики говорили много. Всем страшно. Кому-то — потому что хотят учиться за границей. Кому-то — потому что у них семьи в других регионах, а у кого-то и в Украине. Кому-то — просто потому что они понимают: впереди мрачное и непредсказуемое будущее. Кто-то тревожится за других людей. Смятение у всех проявляется по-разному: кто-то пытается отшучиваться.
Это я говорю про старшеклассников. Дети помладше скорее не понимают, что происходит, но они все равно чувствуют, что творится что-то не то. Я слышал о случаях, когда дети над этим [войной с Украиной] глумились. Даже у нас в школе дети говорили: «Растопчем, раздавим». Но лично я с ними не знаком.
Я не боюсь заявлять о своем протесте. Еще до этой истории [с петицией] я написал в VK пост с просьбой не поздравлять меня с 23 Февраля, потому что это оскорбительно. Некоторые родители из прошлой школы, где я работал, сказали, что это порочит образ учителя хуже фоток в купальниках. Но я совершенно точно не боюсь.
Дмитрий Казаков
учитель истории из Нижегородской области
По своим политическим убеждениям и мировоззрению я интернационалист и марксист. Я считаю, что данная война — это война двух капиталистических держав [России и Украины]. Результат этого противостояния — гибель людей, что для меня категорически неприемлемо.
Кроме того, я учитель истории и знаю, к чему приводят войны. Особенно империалистические, направленные на удовлетворение корысти капиталов. Поэтому я подписал [петицию].
Профессия учителя подразумевает пропаганду мира, добра, взаимопонимания и поиска компромиссов. Война противоречит такому явлению, как педагогический труд.
Все объяснения этой войны, которые дало наше государство, — это не объяснения. Если бы были приведены более конкретные доводы, а не история 100-летней давности, то, может быть, я бы занял более нейтральную позицию. Я категорически не встаю ни на чью сторону — я многого не знаю об этом противостоянии. Почему началась война? Кто прав, а кто виноват в большей степени? Но я уверен, что любой конфликт можно решить миром. Худой мир лучше хорошей войны.
Ученики проявили горячий интерес и задавали мне вопросы о войне. Я старался не отвечать. Не потому что мне страшно, а потому что пока ничего не понятно. Я не хотел подвергать опасности тех, кто мог бы неправильно меня понять, сформировать свое мнение, вынести его в открытый доступ и пострадать от этого. Я сказал, что сейчас нужно иметь не горячую, а холодную голову и надеяться, что война закончится как можно быстрее.
Если бы я боялся, что меня уволят, я бы не был профсоюзным активистом. Да и чего бояться увольнения, если последствия этой войны докатятся до нас? Тогда никакая работа не позволит чувствовать себя спокойно.
Анна Штернберг
учитель русского языка и литературы из Ижевска
Я против войны. Это позиция преподавателя, который учит литературе, общечеловеческим ценностям, ценности жизни. Мне кажется, все логично.
Настроения моих коллег разные, но, безусловно, есть те, кто со мной солидарен. У всех я не выясняла. Я говорю с теми людьми, которые меня понимают, с которыми я на одной волне.
С учениками у нас не принято разговаривать на эти темы. Дети меня спрашивали, как я отношусь к войне. Я сказала, что резко отрицательно, но продолжать не стала.
Я не в первый раз заявляю о своем протесте, поэтому уже не боюсь. В этой ситуации страшнее молчать. Стыдно молчать.
Meduza has been blocked in Russia. We were ready for this and our work continues, no matter what, but we need your support like never before.
We need it now. Tomorrow could be too late. We are an independent publication, and we work only in the interests of our readers. Many of our readers in Russia can no longer contribute, so we turn to you, our audience around the world.
Кирилл
учитель географии из Санкт-Петербурга, имя изменено
Эти события разделили на до и после и мир, и людей. Я не сторонник полярных мнений, «черного» и «белого», но здесь все уже должны определиться.
Проблема взаимоотношений с братской страной для меня стоит особенно остро: у меня родственники живут в Украине. С 2014 года мне казалось, что происходит абсолютное мракобесие.
Сейчас уже нельзя стоять в стороне и молчать. Мы учим детей патриотизму, которым пропитана вся наша школьная система образования. Мы всегда с гордостью говорим о победах прошлого и отмечаем вклад и жертвы, которые нашей стране пришлось понести в борьбе с агрессором [в Великую Отечественную войну]. Сегодня мы выступаем — не хочется говорить «мы», но формально Россия выступает от лица народа — агрессором в этой «спецоперации».
[Подписав петицию,] я высказался так, как мог. Выйти на улицу я не могу: если дело дойдет до суда, мне будет запрещено работать [учителем]. Учитель не может иметь судимость. Пока у меня есть возможность хотя бы в интернете выражать свою позицию, не нарушая законы (пусть даже коряво сделанные), я буду до последнего это делать.
Если учитель неплохой — а я считаю себя достаточно хорошим учителем, — у него обязательно есть контакт с детьми. На данный момент у меня пять девятых классов. И именно в эти дни я должен проходить с ребятами тему европейского юга [России]. Мало того что мне приходится отвечать [на вопросы] о спорных с точки зрения международного законодательства границах с Абхазией и Южной Осетией — мне еще и приходится комментировать присутствие Крыма в составе России.
Дети в девятом классе уже взрослые люди, им 15–16 лет, и они задают вопросы. Конечно, когда мы обсуждаем этот регион и говорим, что в состав Ростовской области входит Донецкий угольный бассейн, они [цепляются за слово] «Донбасс». Конечно, на уроке очень опасно об этом говорить. Я не могу врать, но и не могу сказать многое из того, что я в действительности думаю. Приходится либо молчать, либо комментировать исключительно в рамках экономической географии. А дети прекрасно чувствуют ложь и фальшь.
Ученики по-разному относятся к войне. Во многом их отношение формирует информационный фон в семье. Что бы мы ни говорили о роли школы и общества в формировании ребенка, роль семьи — ведущая. Я знаком со многими родителями и нередко вижу, что дети транслируют их мысли. Конечно, я не позволяю им [разговорам учеников на тему политики] перерасти в диалог на повышенных тонах: все-таки ключевая задача урока — дать предметные знания и базовые компетенции. Но дети все же слышат разные мнения.
Я, безусловно, боюсь. Именно поэтому я не поехал вчера [24 февраля] на Невский [проспект, куда вышли протестующие в Петербурге]. Могут ли меня уволить? По современному законодательству крайне тяжело уволить учителя, который работает по правилам и хорошо выполняет свои функции. В то же время любая система (в первую очередь администрация школы) может создать невыносимые для работы условия. Но поскольку за время моей работы в школе — да и в истории нашей страны — уже не в первый раз приходится делать выбор, ставящий под удар, я надеюсь на определенную разумность вышестоящих лиц, которые принимают решения по поводу условий моего труда.
Пока что я не нарушаю никакого закона: подписывать публичные петиции нам никто не запрещал. Текст петиции не содержит ни оскорблений, ни призывов — кроме призыва остановить войну, который, вне зависимости от позиции человека, не может подвергаться сомнению. По крайней мере, у меня еще есть такая надежда.
Учителя не готовы исполнять все, что им скажет государство. Учителя не только учат критическому мышлению, но и сами им владеют.