«Его обещают убить. И прислать мне видео казни» Кинематографистка из Мариуполя Ольга Новикова рассказала, что ее сын попал в плен — и у нее вымогают пять тысяч евро за его жизнь. Вот ее интервью
Вечером 24 апреля мариупольская кинематографистка Ольга Новикова сообщила, что ее сын попал в плен — и за него требуют выкуп в пять тысяч евро. Похитители связались с ней через фейсбук-аккаунт сына и прислали ей видео его допроса. Они пообещали, что убьют пленника, если не получат деньги «до завтра». «Медуза» поговорила с Ольгой Новиковой.
— Вам звонили похитители?
— Да, требуют выкуп, а если не отдам деньги, его обещают убить и прислать мне видео казни.
Самое главное, что нет никаких гарантий, что и после выкупа сына оставят в живых. Похитители держат его изолированно и к общей массе военнопленных не присоединяют. Я считаю, что огласка могла бы помочь: нам надо сейчас, чтобы российская сторона не вздумала его расстрелять как непонятно кого.
С украинской стороны его сегодня уже внесли в список на обмен. Я связалась с группой, к которой обращаются родственники пленных. Это не военные и не СБУ, но составленные ими списки попадают к [официально курирующей процедуру обмена военнопленными вице-премьеру Украины Ирине] Верещук.
Его внесли в списки на обмен — и мне нужно достучаться до российской стороны, чтобы вырвать его из рук шантажистов, которые могут с ним сделать все, что хотят.
Думаю, они сейчас просто зарабатывают. Просто устроили бизнес. И их командование наверняка об этом не знает. И мне нужна огласка, чтобы его не посмели расстрелять.
— Кто и когда с вами связался?
— Сегодня [24 апреля] днем, около 14:00, со мной связались с аккаунта сына в фейсбуке. Незнакомый мужчина в голосовом сообщении попросил, чтобы я скинула ему свой телефон: «Скиньте свой номер в телеграме — ваш сын у нас». Но по телефону мне не перезвонили, и номеров похитителей у меня не высветилось. Перезвонили мне в фейсбучном мессенджере — снова с аккаунта сына — и в грубой форме сказали: «Даем на размышление 15 минут: если вы заинтересуете нас чем-то, мы его оставим в живых, если нет — расстреляем».
Через 15 минут перезвонили — и я им сказала, что не понимаю, чем могу их заинтересовать: я беженец, у меня нет никаких средств. «Нам нужны деньги». Сколько? «Пять тысяч евро до завтра». Как же я их соберу? Вы понимаете, какая это сумма? «Это не наше дело. Если не соберете, мы вам пришлем видео, как убиваем вашего сына».
За эти деньги они его обещают отправить в [российскую военную] комендатуру, где он будет, дословно цитирую, «вместе со всеми остальными пленными работать на благо Советского Союза».
Потом начали изгаляться, кричать в трубку: «Слава Украине!» Да что ж это за цирк! Вы со мной о жизни сына говорите — зачем эти игры нужны?
— Похитители дали вам поговорить с сыном?
— Они мне не дали с ним поговорить, но скинули видео, в котором он рассказывает, что его взяли в плен 23 апреля — и что он участник теробороны. Хотя у него при себе не было никаких подтверждений, что он там служил. Только студенческий билет Мариупольского госуниверситета — он политолог-первокурсник — и паспорт с мариупольской пропиской.
Вероятнее всего, его вынудили сказать, что служит в теробороне.
— Что вам удалось понять о похитителях?
— Со мной разговаривал кто-то один. Я не смогла у него вытребовать, чтобы он представился. Он все время брал инициативу на себя — и кричал в трубку, что «мы убьем твоего сына, если ты еще хоть слово вставишь: слушай наши условия — и все».
Возможно, это представители ДНР. Говорили они по-русски, но не с российским акцентом — а как могли бы говорить люди с Донбасса. К тому же разговор зашел о карте [украинского] «ПриватБанка», куда нужно переводить деньги.
— На видео допроса, которое вы получили от похитителей, Алексей говорит, что не нуждается в медицинской помощи. Что вам известно о реальном состоянии сына?
— Они сказали, что не трогают его: «Один раз ударили». Понятно, что на камеру он тоже сказал, что его не бьют. Как было на самом деле, я не знаю. Могли и избить, и пригрозить пальцы отрезать, и все что угодно.
Вообще по видео трудно что-то сказать: там темно, он сидит в каком-то подвале. Травм не видно: он сидит одетым, в шапке и в куртке. Видимо, какие вещи перед выходом из окружения нашел, такие и надел. Это не его одежда.
И видно, что он уставший, потому что долго шел пешком.
— Похитители сумели доказать вам, что это видео сделано сегодня [24 апреля]? Что они обладают прямым доступом к Алексею?
— Прислали только это видео и одно фото его документов — студенческого и паспорта. Не знаю, когда это все было снято — может быть, и вчера.
— Каковы условия освобождения вашего сына?
— Только деньги. Сразу попросили пять тысяч евро. Я собираю деньги в фейсбуке — попросила помощи у людей. И за это они пообещали даже не освободить его, а отдать в [российскую военную] комендатуру — а что будет после нее, тоже большой вопрос.
Срок дали «до завтра» — непонятно, правда, значит ли это «до полуночи» или «до утра»?
И добавили, чтобы я не думала связываться с полицией.
— Вы сами уже не в Мариуполе?
— Я уехала из города 18 марта. Вывозила всю семью: бабушек, невестку, друзей. Семь человек нас было в машине — мы выехали в Запорожье. Тогда еще были гуманитарные коридоры — сейчас их нет и эвакуация из города невозможна.
Тогда уже разбомбили драмтеатр, было много разрушений в центре. Улицы все были в осколках. Огромные воронки от авиационных бомб. Город трудно было узнать.
— Когда вы в последний раз разговаривали с сыном?
— Связь в Мариуполе очень быстро [после начала войны] пропала. Я очень долго его не слышала. Потом, 14 апреля, он ненадолго вернулся на связь — и так я узнала, что ситуация в городе критическая и помощи [защитникам Мариуполя] нет.
Они торгуются сейчас со мной за жизнь моего сына — и гарантий никаких не дают. Его дальнейшая судьба непонятна.
Беседовала Лилия Яппарова