«Думали, что война ненадолго. Посидим две недели по домам — будто отпуск» Аэропорты на юге России закрыты почти три месяца. Вот как сейчас живут их работники
Сразу после начала войны Росавиация закрыла 11 аэропортов на юге России до 2 марта. С тех пор их открытие откладывается уже почти три месяца, а многие сотрудники потеряли работу или попали под сокращение окладов; некоторым пришлось искать подработку. «Медуза» поговорила с продавцом, фельдшером и авиамехаником, которые работают в аэропортах на юге России, о том, как изменилась их жизнь.
Имена некоторых героев текста изменены по их просьбе.
Виктория
фельдшер медицинского обеспечения в аэропорту Воронежа
В мои обязанности входит доврачебная помощь сотрудникам и пассажирам аэропорта, осмотры водителей грузового транспорта, пилотов, бортпроводников перед работой. То, что аэропорт сейчас закрылся, сократило объем моей работы: кроме водителей и диспетчеров никто не ходит на осмотры.
Рабочий график поначалу никак не сократился — все так же сутки через трое. Теперь вместо условных восьми смен в месяц будет пять, что не может не повлиять на заработную плату. В рамках экономии бюджета, скорее всего, и премии не будет. В аэропорту сейчас работают администрация, пожарные службы, медицинские и другой обслуживающий персонал. Просто нам всем примерно в два раза сократили количество смен. Я начала компенсировать все второй работой — медсестрой в частной клинике. Тем более график стал к этому располагать.
Я сама из Луганской области и о войне [24 февраля] узнала сразу же. Это прошло по всем каналам и чатам, аэропорт закрыли в тот же день. Боимся и за наш аэропорт: обстрелы проходят уже на окраине нашей области. В Воронеже есть и военный аэропорт, я сама рядом с ним живу и постоянно слышу самолеты. Это психологически давит. Буквально две недели назад над моим районом сбили беспилотник.
На работе мнения по поводу войны обычно разделяются 50 на 50. Многие, зная, что я с Украины, спрашивают. Есть те, кто высказываются за, часть [коллег] просто держит нейтралитет. Конечно, я очень переживаю за людей, оставшихся в Украине, это все же мой дом, и оттого все происходящее особенно неприятно, хоть и понимаю, что война — вынужденная мера для защиты республик на востоке Украины.
Сокращений пока не было, но общее неведение [о том, что будет дальше] присутствует. Очень много работников аэропорта нашли себе вторую работу. У меня [как у фельдшера] по итогу за месяц выходит зарплата чуть выше прожиточного минимума.
Я достаточно быстро поняла, что придется искать вторую работу. Как только нам объявили о «бесплатных днях», сразу пошла тратить освободившееся время на работе медсестрой в клинике. Интуитивно, по опыту с 2014 годом, поняла, что эта операция будет не быстрой и все затянется минимум до осени. До этого времени летать никуда не сможем, после войны однозначно станет меньше полетов. Уже слышала о проблемах компании с осмотрами самолетов. Они раньше проводились за границей, а сейчас это невозможно — и начинают просто продлять срок службы самолетов.
Мне нравится моя работа, атмосфера и коллеги. Я не думала никуда уезжать с началом войны, нужно было просто найти вторую работу. Для меня, как для человека, родившегося в Украине и прожившего там 15 лет, заметно, что в России все же неплохой уровень жизни. Когда мы с родителями целенаправленно переезжали, убедились в этом, пока там [в Украине] продолжался этот беспредел. Сейчас мое окружение разделилось: часть уехала в Россию, а часть в Польшу. Они, смотря украинские новости, поменяли свою позицию по отношению ко мне, стали настроены агрессивно.
Антон
авиамеханик в аэропорту Ростова-на-Дону
За два дня до начала СВО (специальная военная операция, — прим. «Медузы») я уволился с места начальника смены грузового терминала в аэропорту. После полмесяца «висел» в воздухе с женой на шестом месяце беременности и дочкой чуть старше года, не мог устроиться из-за СВО, но кое-как нашел работу авиамеханика в компании.
Когда началась СВО, я сразу подумал: «Где же теперь искать работу?» Рабочие места, в принципе, есть, но вот оплата труда в нашем городе (Новочеркасск, — прим. «Медузы») оставляет желать лучшего. Я сразу понял, что СВО затянется. Невозможно закончить демилитаризацию и денацификацию страны с огромной армией за неделю, притом что ее поддерживают 40 стран. Это и ежу понятно!
От политики стараюсь дистанцироваться, но мысли такие: как, имея столько денег, как у России и Путина, можно было вообще допустить это? Само проведение СВО — халатность нашего правительства. Как можно было знать о нацизме и прочей хрени в соседней стране и, обладая таким влиянием, как у России, этого не исправить?! За деньги, которые тратятся на СВО и теряются от санкций, можно было все руководство Украины купить с потрохами и посадить на короткий поводок, а несогласных избавить от бренности бытия. Жертв от их ликвидации было бы 100–200 человек — это ничто по сравнению с тем, сколько людей гибнет сейчас.
Сейчас я работаю в авиакомпании, здесь все нормально. Ездим в командировки и живем в нормальном режиме, зарплату платят в срок, все до копейки. А вот людей с бывшего места работы, в самом аэропорту, мне искренне жаль. Там были нормальные зарплаты, чтобы выживать: у меня на должности начальника смены грузового терминала международного аэропорта была зарплата в 43–45 тысяч рублей. У подчиненных 30 тысяч, причем оклад только 18, а все остальное — премия. Сейчас все работники сидят по домам. Хоть они и не уволены, но получают две трети от оклада и не имеют возможности устроиться на другую работу, так как устроены официально. Как семье прожить на эти деньги, когда цены так растут?
Я лично не знаю, куда уезжать из города. «Жопа» везде, никакого импортозамещения [в стране] не было, все хотели получать прибыль и ничего своего не развили. Уезжать за границу с негативным отношением к россиянам я не вижу смысла. С нашей свободой слова выражать свое истинное мнение очень опасно — посадят, да и все. Когда у тебя двое маленьких детей, нужно кормить семью, свое мнение в такой ситуации услышать сложно.
Валерия
продавец-консультант в магазине аэропорта Симферополя
Я всю жизнь живу в Крыму. Работала продавцом-консультантом в здании аэропорта, у нас там открыт сувенирный магазин. Занималась этим с 2016 года.
Двадцать четвертого февраля у меня был выходной, я спокойно спала, и тут мне позвонили со словами: «Там началась война». Начала созваниваться со своими девочками-сменщицами, подумали, что сейчас начнут закрывать [аэропорт]. Война началась утром, и уже к обеду закрыли все магазины внутри аэропорта.
В аэропорт сейчас можно зайти, что-то забрать [с рабочего места]. Работает клининговая служба, охрана. В остальном он заморожен. Сейчас там ничего не летает.
Естественно, сразу начали кормить завтраками, что это всего на неделю. Потом на две, на месяц. Но вот до сих пор продолжается. Мы сами думали, что эта война ненадолго: посидим недели две по домам — как будто бы отпуск. В самом начале [войны] даже не было мысли, что так затянется. Осознание пришло спустя месяц, когда начали бесконечно продлевать закрытие аэропорта. Тогда я решила, что пора уходить с этой работы.
Крым очень зависим от туристических денег, и этот сезон точно пойдет в никуда. Сейчас начали активно рекламировать железные дороги как способ попасть к нам, но многие туристы жалуются. Они не хотят тратить, грубо говоря, четверть своего отпуска на дорогу. Плюс билет на поезд стоит даже дороже, чем авиа. Говорят, что примерно половины туристов в этом году не будет.
Meduza has been blocked in Russia. We were ready for this and our work continues, no matter what, but we need your support like never before.
We need it now. Tomorrow could be too late. We are an independent publication, and we work only in the interests of our readers. Many of our readers in Russia can no longer contribute, so we turn to you, our audience around the world.
Нас сразу же отправили в неоплачиваемый отпуск. Директор [магазина] нам сказала: «Либо увольняйтесь, либо пишите [заявление на] отпуск за свой счет». Точно знаю, что некоторым сетевикам первое время выплачивали какие-то копейки, плюс сам аэропорт платит службе безопасности. Там [среди сотрудников непосредственно аэропорта] все увольнения проходили через процесс, будто бы ты сам увольняешься.
Первый месяц я сидела дома. Попыталась в это время позвонить директору с вопросом о каких-нибудь отпускных. Она ответила: «С чего я буду вам платить? У меня нет денег». Ее можно понять. Знаю наверняка, что первые два месяца наша точка не работала, но аренду мы платили.
Со второго месяца я начала искать работу: дома устаешь сидеть и деградировать, пришло понимание, что ситуация затягивается. По итогу нашла работу в магазине в городе.
Что касается моих коллег, то тут у всех по-разному. Одна хочет уйти, но еще думает. Другая женщина пенсионного возраста, она и работала в основном от скуки, так что, думаю, останется там. Еще знаю, что одна [сотрудница] уволилась из-за смерти сына, он на этой войне погиб.
Я думала о том, чтобы уехать из России, еще до войны. В [разговорах о] политике стараюсь держать нейтралитет, стараюсь ни с кем не обсуждать. У каждого свое мнение. Большинство людей поддерживает происходящее, но многих из них, я думаю, заставляют [так делать] на работе. В целом [в Крыму после начала войны] атмосфера привычная, разве что цены выросли сильно. Военных действий рядом с нами не происходит, разве что в Джанкое техника проезжает постоянно.
Что будет в ближайшие пару месяцев я даже представить не могу — все так быстро меняется. Может, завтра проснемся и все будет хорошо.