Фанаты The Last of Us в восторге от экранизации. Но что думают те, кто никогда не проходил игру? Антон Хитров рассказывает, почему главная находка сериала — это грибы
Телеканал HBO показал пятую серию сериала «The Last of Us» («Одни из нас»), в котором шоураннер «Чернобыля» Крэйг Мэйзин адаптирует видеоигровой хит 2013 года. Большой фанат игры, писатель Алексей Поляринов, уже рассказывал, как телеадаптацию воспринимают поклонники первоисточника. Теперь мы решили поговорить о том, как шоу воспринимают те, кто ничего не знает об игре. По просьбе «Медузы» критик Антон Хитров, который никогда не проходил The Last of Us и ничего не знает об этой франшизе, делится впечатлениями от первой половины сезона.
Мрачный убийца вынужден оберегать ребенка, от которого зависит будущее всего мира, и потихоньку учится у него человечности — мы видели это и в сиквеле «Терминатора», и в «Игре престолов», и в «Мандалорце», где актер Педро Паскаль исполняет практически ту же роль, что и в «The Last of Us». Джоэл, как и его мандалорец Дин Джарин, — вечно настороженный молчун с трагическим прошлым, криминальной карьерой и чем-то вроде убеждений. Его юная спутница Элли (Белла Рамзи, маленькая леди Мормонт из «Игры престолов») не владеет джедайским телекинезом, как подопечный Дина Джарина Грогу, зато у нее врожденный иммунитет против укусов зомби — что делает девочку единственной надеждой вымирающего человечества.
Действие происходит в альтернативном 2023 году, спустя 20 лет после начала зомби-пандемии, которая превратила Соединенные Штаты в классический постапокалиптический ландшафт с кладбищами автомобилей, позеленевшими небоскребами и крошечными оазисами цивилизации — карантинными зонами.
Даже если не брать в расчет, что «The Last of Us» — адаптация одноименной игры, оригинальных компонентов в самом сериале мало. Почти все привычные составляющие зомби-сеттинга на месте: государство, неспособное справиться с кризисом, но успешно истребляющее собственных граждан, жестокие порядки у выживших, заброшенные мегаполисы, кишащие кусачими монстрами. Есть выпады против капитализма вообще (пандемии не случилось бы, если бы не глобальная торговля) и вызванных им климатических изменений в частности (возбудитель болезни эволюционировал из-за жары), но намеки эти слишком мимолетны, чтобы относиться к ним всерьез, и потом поп-культура давно и успешно разрабатывает обе эти темы.
Парадокс сериала в том, что при всей вторичности он отлично удерживает зрительское внимание. Причин тому три.
Во-первых, Элли, героиня Беллы Рамзи — идеальный проводник по незнакомому миру, полному опасностей, будь то США, охваченные зомби-пандемией, или любой их аналог. Элли — типичный экранный подросток, остроумный и независимый, но не только. Она — исследовательница по натуре, чье любопытство всегда побеждает страх (ни один из показанных в сериале взрослых не задержался бы перед обездвиженным зомби, чтобы вскрыть его ножом интереса ради). В то же время доверия и сострадания в ней больше, чем в любом из героев. Любознательность и эмпатия — две вещи, которые прежде всего необходимы зрителю фантастического шоу, и Элли становится для него образцовым аватаром.
Другая сильная сторона сериала — его структура. Шоу состоит из новелл продолжительностью в одну-две серии, объединенных лишь общими героями и местом действия. Это позволяет зрителям изучить мир зомби-апокалипсиса с самых разных сторон: мы встречаем и коррумпированных сотрудников карантинной зоны, и повстанцев, мечтающих вернуть запуганное общество к какой-никакой норме, и выживальщиков-одиночек, которые пытаются наладить быт, пока планета полыхает (третья серия полностью посвящена гей-паре, нашедшей счастье после конца света).
Примерно в таком же ключе — со множества далеких точек зрения — сценарист и продюсер «The Last of Us» Крэйг Мэйзин показывал чернобыльскую аварию в своем знаменитом проекте для HBO: фантастическая катастрофа в его новом сериале выглядит почти такой же объемной и всеохватной, какой он в свое время сумел показать катастрофу реальную.
Самая увлекательная идея, которую сериал, очевидно, унаследовал от игры, — нетривиальная природа самих зомби: здесь их создает не вирус, как в научной фантастике, и не магия, как в фэнтези, а паразитический гриб. «Зараженные», как называют зомби в «The Last of Us», — строго говоря, никакие не живые мертвецы: они не умерли, а потеряли рассудок и теперь действуют исключительно в интересах паразитов — причем те поддерживают связь друг с другом через подземную грибницу и могут координировать атаки своих марионеток.
Некоторые грибы действительно умеют «зомбировать» жертв — правда, не млекопитающих, а насекомых (сериал, естественно, не забывает об этом упомянуть), так что «грибная» версия зомби-апокалипсиса — пока самая достоверная из существующих. Дизайн у зараженных тоже непривычный, как раз благодаря происхождению: ни торчащих из-под кожи костей, ни полусгнившего мяса — зато во рту шевелятся щупальца грибницы, а плоть похожа на пенек с опятами.
Но красота этой концепции не в дизайнерских возможностях и не в относительном наукообразии. Просто грибы — перспективные и не слишком затасканные кандидаты на роль монстров.
В культуре у грибов мрачная репутация, что, в принципе, неудивительно. Они не животные и не растения, словом, неизвестно что. Обитают на мертвой древесине. Иногда вызывают галлюцинации. Годятся в пищу и при этом опасны, потому что ядовитые виды трудно отличить от съедобных. В фольклоре разных народов грибы ассоциируются либо с покойниками, либо с колдовством и духами: «ведьмины круги» — образованные грибами кольца — связывают то с эльфами и феями, то, собственно, с ведьмами. На картине Босха «Стог сена» огромный гриб изображен в качестве «демонического» дерева, отмечающего вход в преисподнюю. У Шекспира в «Буре» эльфы выращивают грибы, а его современник, поэт Роберт Геррик, писал, будто феи используют гриб как стол. В «Путешествии к центру Земли» Жюля Верна встречается подземный (то есть потусторонний) лес из гигантских грибов.
Ядерное оружие подарило грибам еще более зловещий имидж. Например, в работах японского художника Такаси Мураками то и дело встречаются пугающие многоглазые грибы — и это, несомненно, эхо бомбардировок Хиросимы и Нагасаки (образ ядерного взрыва присутствует у Мураками и более явно).
Любой зомби-хоррор опирается на страх перед уличной преступностью, революцией, гражданской войной — короче, перед ситуацией, когда сосед может оказаться врагом. Преимущество «The Last of Us» перед соседями по жанру — в том, что он задействует и другую общечеловеческую фобию: ужас перед неведомыми, категорически непохожими на нас и потому непредсказуемыми формами жизни вроде многоножек, мокриц или тех же грибов. Если в «Ходячих мертвецах», «Мировой войне Z» или «Поезде в Пусан» зомби-вирус — сюжетная условность, которая маскирует разнообразные социальные угрозы, то здесь речь идет об опасностях, исходящих от планеты в целом. По сути, перед нами франшиза о том, что победа людей в эволюционной гонке — не более чем временное везение.
Антон Хитров