Skip to main content
  • Share to or
Задержанные во время протестов в поддержку Алексея Навального. Москва, 2 февраля 2021 года
разбор

Достоинство человека — не абстракция, а конкретная правовая категория. Но в России ее игнорируют и общество, и государство Философ Николай Плотников — о том, к чему это приводит

Источник: Meduza
Задержанные во время протестов в поддержку Алексея Навального. Москва, 2 февраля 2021 года
Задержанные во время протестов в поддержку Алексея Навального. Москва, 2 февраля 2021 года
Наталья Колесникова / AFP / Scanpix / LETA

Почти каждый человек в России может в одну минуту перенестись из привычной жизни в ситуацию предельной неопределенности и беззащитности. Для этого достаточно столкнуться с финансовыми трудностями, оказаться заподозренным в каком-то преступлении или просто стать жертвой случая. Там, за этой чертой, возможно все: психологическое давление, пытки и смерть. Но потрясением общенационального масштаба свидетельства об этих преступлениях не становятся. Специально для рубрики «Идеи» философ Николай Плотников рассказывает о категории достоинства, осознания которой очень не хватает российскому обществу.

Редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов

Каждый житель России предельно уязвим. Государство в его правоохранительной части устроено так, что ему важнее показывать высокий уровень раскрываемости преступлений, чем разбираться в том, виноват оказавшийся в его руках человек или нет. «Услуги» правоохранителей продаются и покупаются, и это еще одна причина, в силу которой никто в России не может зарекаться от тюрьмы. Принудительный труд и домашнее насилие не стали общественными табу.

Несмотря на то, что никто в стране не застрахован от утраты свободы и человеческого достоинства, общество отворачивается от этой проблемы. И это объяснимо.

За годы постсоветских бедствий и в период усиления государства при президенте Путине многие в России научились не видеть унижения достоинства человека вокруг. Это помогает выживать, это понятная защитная реакция. Но проблема в том, что если главной задачей оказывается выживание, то вопрос о том, как жить — в унижении или достоинстве, — уходит на второй план. Следующим этапом развития нашего общества должно стать умение ставить вопрос о качестве жизни, о достоинстве на ту же высоту, что и само право на жизнь.

Автор этого материала — Николай Плотников, историк философии и культуры, получил философское образование в МГУ, где изучал Гегеля, сейчас — научный сотрудник Института славистики и русской культуры им. Лотмана Рурского университета (Бохум, Германия). 

Когда государственная система исходит из того, что ей позволено все что угодно, человек утрачивает представление о том, что всегда и при любых условиях «его», что неотъемлемо. Осознание человеческого достоинства как чего-то неотчуждаемого в российском обществе, к сожалению, не формируется. Важно понимать, что достоинство — это понятие не только религиозное или философско-этическое. Оно устанавливает абсолютную ценность человеческого существования не абстрактно, а внутри правовой системы. Все правосознание современных западных обществ построено именно на этом.

Краткая история достоинства

Само понятие достоинства возникло еще в античном Риме, но оно было связано с социальным местом его носителя в социально-государственной иерархии. Статусом и заслугами определялась «степень достоинства» (gradus dignitatis) — она была наименьшей у обычного гражданина и наивысшей у родовитого сенатора. Только в стоицизме, у Цицерона, появляется представление, что достоинство — свойство всех людей. Позже эта идея переходит в христианство: любой человек — образ и подобие Божие и в силу этого обладает достоинством.

Попытки выстраивать иерархии людей по степени достоинства, например в меру богоугодности или полезности для государства, предпринимались и позже. По-настоящему современное представление о достоинстве как об абсолютном свойстве человека, которое неотчуждаемо и не подлежит никакой градации, сформулировал Иммануил Кант. В книге «Основоположения метафизики нравов» (1785 год) Кант пишет: все, что может быть заменено эквивалентом, например деньгами, имеет «цену». А то, что эквивалентом заменено быть не может, обладает не ценой, а «достоинством». Человек не может быть объектом, достоинство человека является целью, а не средством для достижения каких-либо целей, это понятие абсолютное. Таков основной принцип кантовской этики.

Формула Канта оказалась настолько удачной, что, будучи сформулированной в XVIII веке, в ХХ веке стала основой многих международных правовых документов и правовой практики европейских демократий.

Впервые понятие достоинства получило отчетливую правовую формулировку во Всеобщей декларации прав человека, принятой Генеральной Ассамблеей ООН в 1948 году. В 1949 году этот же принцип был провозглашен в первой статье основного закона ФРГ, где говорится: «Человеческое достоинство неприкосновенно. Уважать и защищать его — обязанность всякой государственной власти». Формулируя этот принцип, авторы немецкой Конституции стремились преодолеть, прежде всего, страшное наследие нацистской Германии. В большинстве других европейских конституций принцип верховенства достоинства человека тоже появился после Второй мировой войны.

Почему мало прав человека

Может возникнуть вопрос: почему недостаточно прав человека, представление о которых было сформулировано тогда же, во времена Канта, — в Декларации прав человека и гражданина, в первый год Французской революции? Зачем нужно еще одно понятие? Думаю, что нужно, и вот почему. С правами человека — например, с правом на свободу выражения мнений или с правом на неприкосновенность частной собственности — связан постоянный процесс обсуждения и разрешения конфликтов. Даже в демократических обществах существуют обстоятельства, которые заставляют конкретизировать права и даже их ограничивают, как, например, в ситуации с запретом на отрицание Холокоста. Бывают условия, при которых государство ограничивает и право частной собственности.

Но когда в законодательство вводится верховенство достоинства, в нем появляется неотменяемая, безусловная формула — недопустимость превращения человека в объект. То есть в средство для удовлетворения чьих-то потребностей, которое не может отказаться от этой роли.

Появление этой нормы не просто в декларациях и хартиях, а в законодательных нормах особенно важно, поскольку тогда достоинство проникает и в правоприменение. В практике Федерального Конституционного суда Германии это так и называется — «объектная формула»: любые действия, превращающие человека в объект манипуляций, запрещены, поскольку нарушают первую статью основного закона ФРГ. Наиболее явные формы превращения человека в объект — это лишение волеизъявления, принудительный труд, пытки.

Более того, даже сам человек не может продать себя в рабство или проиграть свою свободу в карты. В этом смысле человек ограничен в своих поступках и не может лишить себя самоопределения. В 1980-е годы в Австралии было такое странное развлечение — «метание карликов». Люди в пабе бросали людей с дварфизмом — с полного согласия последних — на дальность. Когда это «развлечение» докатилось до Европы, немецкие и французские суды его запретили, ссылаясь на норму о неприкосновенности и неотчуждаемости достоинства человека. Метание было запрещено, несмотря на протесты самих метаемых, которые на этом «развлечении» зарабатывали. Потому что в этой правовой логике человек не может лишить себя достоинства.

Рождаемость вместо достоинства

В российской Конституции тоже есть норма о «достоинстве личности» и есть вытекающий из нее запрет на «пытки, насилие, другое жестокое или унижающее человеческое достоинство обращение или наказание» (ст. 21). Но мы видим, что практика этой норме не соответствует. Любая самая прогрессивная конституция ничего не значит, если нет общественного согласия по поводу нерушимости заложенных в нее принципов.

Можно сказать, что на практике в российском публичном пространстве доминирует представление не о достоинстве человека, а о ценности жизни в принципе. К этому сводится позиция религиозных лидеров, которым государственные медиаменеджеры дают возможность обращаться к широкой аудитории с осуждением абортов и культом многодетности. К этому сводится постоянно подчеркиваемая забота государства о жизни как таковой, в частности, установка на борьбу с пропагандой самоубийств.

Президент страны постоянно подчеркивает, что власть заботится о «сбережении народа», понимая под этим материальную сторону жизни граждан, выживание, стимулирование рождаемости. Представители властей напоминают о своей неустанной поддержке семей с детьми, о необходимости индексировать пенсии и регулярно увеличивать минимальную оплату труда. Учитывая низкий уровень социальных выплат, заботы эти скорее декларативны, чем реальны, но именно они на переднем плане официальной публичной сферы.

Важно не забывать и об альтернативном взгляде на человеческое достоинство, который связан с социалистической идеологией. Во второй половине XIX века родоначальник немецкой социал-демократии Фердинанд Лассаль предложил формулу «достойное человеческое существование». Речь здесь идет о том минимуме экономического благосостояния, который необходим человеку для реализации его основных прав. На этой почве вырастает идея социальных прав, которые существуют наряду с политическими. Утверждение этого принципа происходит параллельно в Германии и России: Владимир Соловьев писал о том, что у человека должно быть достаточно времени и средств, чтобы иметь возможность формировать взгляды, участвовать в политической жизни и защищать свои интересы. По сути, это требование минимальных средств к существованию, с которым связана и идея «прожиточного минимума». В 1918 году российские эсеры выдвигали это требование как конституционное, но частью конституции оно впервые стало все-таки в Германии. В 1919 году формула «достойного человеческого существования» была включена в конституцию Веймарской республики.

Если это так, то получается, что одного сохранения жизни необходимо и достаточно: жив человек и хорошо. Как именно жив человек, как проходит жизнь, как на ее качестве сказываются тяжелые болезни, травмы или применение жестких карательных действий или пыток — вопрос, с точки зрения государства, почти незначительный. Между тем нетрудно представить себе, что человек, чье достоинство попрано, предпочитает смерть. Такой человек ставит перед собой выбор — достоинство или жизнь. И выбирает достоинство. Самоубийства тех, кто посчитал свои отношения с российской правоохранительной системой невыносимыми, не единичны. Задача общества в том, чтобы ни один гражданин не оказывался перед таким выбором.

Преступно то государство, в котором человек ставится перед таким выбором, потому что оно разрушает самые элементарные правовые основы жизни людей. Но и общество несет ответственность, если при его молчаливом попустительстве систематически унижается человеческое достоинство.

Идея, что достоинство человека не зависит от его социального статуса, от его поступков и — что особенно важно — от проступков, не стала частью общественного консенсуса. Создать и поддерживать его — задача общества, а не государства. Хорошая новость в том, что законодательному оформлению правосознания, в котором достоинство занимает центральное место, меньше ста лет, в этом отношении Россия отстала не так уж сильно.

История Ирины Славиной

Слишком многое себе позволяла Почему самый независимый журналист Нижнего Новгорода Ирина Славина сожгла себя у здания МВД. Репортаж Кристины Сафоновой

История Ирины Славиной

Слишком многое себе позволяла Почему самый независимый журналист Нижнего Новгорода Ирина Славина сожгла себя у здания МВД. Репортаж Кристины Сафоновой

Николай Плотников

  • Share to or