«Одну подопечную я похоронила в Мариуполе» Как жительницы России пытаются помочь жертвам войны — и как российское государство им мешает. Рассказывает «Бумага»
Все время, пока идет полномасштабная война, украинцам на оккупированных территориях, а также тем, кто оказался в России, стараются помочь российские волонтеры. Одни пытаются заботиться о жителях пунктов временного размещения в разных регионах РФ, другие организовывают украинцам выезд в Европу, третьи отправляются в занятые российскими войсками области Украины и под обстрелами развозят гуманитарную помощь. Сейчас им становится все сложнее работать: волонтеры, не связанные с властями РФ, сталкиваются с блокировками счетов, давлением и угрозами, а количество донатов сокращается. Издание «Бумага» поговорило с тремя волонтерками о помощи украинцам и страхе за свою безопасность.
Как петербурженка месяц жила в Мариуполе — похоронила подопечную и вывозила тяжелораненых
В первые недели войны Мария (имя изменено по просьбе героини) помогала передачками задержанным на антивоенных акциях в Петербурге. На спаде протестной волны она узнала о прибытии мариупольских беженцев под Петербург.
Я подтянула знакомых-волонтеров из других сфер, мы скооперировались и начали ездить в лагерь для беженцев под Тихвином. Сначала просто возили гуманитарку, а потом пытались добиться оказания системной юридической и психологической помощи на базе ПВР (пункта временного размещения, — прим. «Бумаги»), но у нас, к сожалению, не вышло.
Ее первым кейсом был молодой человек, который, в отличие от своей семьи, категорически не хотел оставаться в России. Мария смогла отправить его в Европу — так мариуполец поселился в Вильнюсе.
К лету 2022-го Мария перестала работать с беженцами из ПВР. Вокруг тихвинского лагеря тогда сформировались два или три чата, которые, по словам волонтерки, «переросли в безумие, когда в ПВР фурами завозили кучи всякого барахла», не всегда нужного беженцам. В то же время девушке через рукопожатие начали передавать «непростые случаи». Так Мария начала работать с тяжелыми медицинскими кейсами и ситуациями, когда нужно убедить родственников уехать из зоны боевых действий. Весной 2023 года помощь людям с инвалидностью привела ее в оккупированный Мариуполь — девушка прожила там месяц.
— В Мариуполь регулярно ездят многие волонтеры из разных регионов, возят гуманитарную помощь. Но моя поездка была на долгий срок, — объясняет Мария. — Смысл был в том, чтобы, во-первых, посмотреть, какая там ситуация с медицинской и социальной помощью. Во-вторых, вывезти людей, которым нужна помощь, тех же одиноких инвалидов.
Изначально петербурженка ехала в Мариуполь к трем людям с инвалидностью, но двое подопечных не дожили до помощи врачей. Только одна история завершилась счастливо — Мария вывезла мужчину с ДЦП и его сестру.
— Одну подопечную я похоронила в Мариуполе. У женщины еще до 24 февраля была онкология. Ее дом уничтожили, заботиться о ней было некому: сын-алкоголик сам без одной ноги. Женщина буквально два дня не дожила до приезда реаниматологов, — рассказывает волонтерка. — Смерти подопечных всегда бьют очень сильно. Справляться помогает осознание, что я сделала все, что было в пределах моих возможностей.
По словам петербурженки, сейчас попасть в Мариуполь с российским паспортом несложно: достаточно пройти таможню и ответить на стандартные вопросы пограничников. Прецедентов, чтобы на таможне волонтерам угрожали или отправляли их на допросы, пока не было, добавляет Мария.
Мариуполя больше нет. Это просто руины. Если представить, что нет строителей, это будет напоминать город-призрак. Оставшиеся мариупольцы отличаются глубокой привязанностью к своему дому и своей земле. Жители разрушенного города регулярно ходят на субботники и наводят порядок, несмотря на разруху. При этом люди существуют в постоянном режиме выживания и апатии. Им откровенно не до выбора стороны: Россия или Украина. Им важно, чтобы не бомбили и не стреляли, чтобы можно было как-то жить.
По словам волонтерки, любые бытовые действия требуют усилий. Несмотря на то, что магазины работают, ассортимент там небольшой, а цены высокие. Некоторые товары приходится заказывать и ждать около месяца — детское питание, например, сложно купить даже в аптеке.
— По сути, это тихая гуманитарная катастрофа, — считает девушка. — Ведь при всех проблемах с инфраструктурой и бюрократией преобладающая часть населения там — это старики и люди с проблемами со здоровьем: сложными хроническими заболеваниями, травмами и ранениями. Для самых беззащитных и уязвимых людей не налажена ни медицинская, ни социальная системная помощь. Соцслужба перегружена настолько, что у одного сотрудника за смену бывает около десятка адресов. Серьезные медицинские обследования не проводят. Скорая помощь приезжает, но сделать она практически ничего не может.
Несмотря на поездки в Мариуполь и антивоенные взгляды, Мария говорит, что с давлением и угрозами не сталкивалась. При этом счета ее ближайших коллег — журналистки Галины Артеменко и священника Григория Михнова-Вайтенко — заблокировали. «Центр помощи беженцам» поддерживал деятельность Марии финансово.
— Моментально стало тяжелее работать, особенно с медицинскими кейсами. Заблокировать счета волонтерам — это все равно что перекрыть воздух, — говорит петербурженка. — На полном энтузиазме куда-то уедешь, конечно, но недалеко. Любое действие так или иначе упирается в деньги.
Мария рассказывает, что вывоз тяжелобольных на медтранспорте из Мариуполя в Ростов стоит 30 тысяч рублей, а из Ростова в Петербург — 160 тысяч рублей. Еще более 100 тысяч обычно требуются на госпитализацию и лекарства.
Мария надеется, что счета волонтерам и благотворителям блокируют нецеленаправленно:
— Скорее всего, это связано с новым законом, который наша дорогая нижняя палата парламента приняла, не учтя все нюансы банковской системы. Видимо, у банка тупо начала сходить с ума автоматика. Мы попали под раздачу, теперь все это надо будет очень долго объяснять и доказывать.
Сейчас девушка старается сохранять анонимность — не раскрывает ни свои личные данные, ни имена подопечных. Ведь вскоре, возможно, волонтерке придется еще раз поехать в Мариуполь: «Чем меньше указаний на конкретных людей, тем проще работать».
Как волонтерка Надин возила «гуманитарку» в зону боевых действий и покинула Россию после угроз
В мае 28-летняя жительница Белгорода Надин Россинская уехала из России из-за угроз. Больше года она курировала сообщество волонтерок и ездила из Белгорода «за ленту»: сперва в Харьковскую область, затем в другие оккупированные российской армией территории Украины. Из-за помощи украинцам она привлекла к себе внимание правоохранителей и Z-активистов.
— В волонтеры я не набивалась, — рассказывает девушка. — В начале войны я смиренно, как и многие в России, листала каналы оппозиции в ожидании чуда.
В начале марта 2022 года Надин написала знакомая из Харькова и попросила приютить женщину, которая была под обстрелами и без денег могла остаться на морозе. Девушка пригласила харьковчанку в Белгород, за ночь к выезжающей женщине присоединились еще несколько семей. В итоге утром на пороге белгородской однокомнатной квартиры Надин стояли 11 человек и четыре собаки.
Я была в ужасе: я встретила эмоционально разбитых и физически потрепанных людей, которые несколько недель провели в подвалах. Они были голодные, замерзшие, грязные. Рассказывали весь ужас, который они пережили с 24 февраля. Моя жизнь перевернулась. Я поняла, что нельзя молчать, нужно что-то делать.
Через несколько дней девушка вместе с сестрой вышла в желто-голубой одежде на белгородскую площадь раздавать цветы. Через десять минут их задержали: полиция посчитала акцию митингом и выписала сестрам два штрафа по 15 тысяч рублей.
Вскоре после акции Надин написали другие украинцы и попросили накормить людей и десятки кошек и собак, которые прятались в приюте для животных под Харьковом. Тогда девушка сняла свой первый ролик в инстаграме о сборе на гуманитарную помощь.
Число нуждающихся в помощи измерялось тысячами, и две сестры не справлялись с запросами. Тогда в Белгород приехали волонтерки из Москвы и Петербурга — так у Надин появилась команда, девушки перебрались на арендованный склад. В апреле Надин выяснила, что пересекать границу Харьковской и Белгородской областей все еще возможно, и начала ездить «за ленту».
Все заявки я принимала лично и слышала десятки раз, как матери не просто плачут, а орут навзрыд оттого, что их дети умерли. Бывало, вечером меня просят забрать сына, а я на следующий день не успеваю доехать буквально два-три часа — сына зашибло. Я готовилась, что в любой момент за мной могут прийти силовики или что я могу умереть в дороге. Обстрелы ведь идут с двух сторон.
Параллельно с развозом гуманитарной помощи волонтерки занимались эвакуацией. Чтобы люди не терялись, когда их вывозят в Россию, Надин стояла на блокпостах, встречала эвакуационные автобусы со списками, селила людей в хостелы и связывала с родственниками. После этого беженцев обычно отправляли в Петербург — людей перехватывали волонтерские организации «Питер проездом» и «Помогаем уехать».
Волонтерам нередко приходится оплачивать украинцам медсестер, добиваться госпитализации и помогать с восстановлением документов, которые подтверждали бы личности беженцев. Все это — на донаты. Личные сбережения, по словам Надин, она потратила на первых украинцев еще в марте 2022-го.
Когда в сентябре ВСУ отбили Харьковскую область, «настал переломный момент» для волонтерской деятельности, говорит Надин. На склад начала приезжать полиция — девушкам приходилось переезжать. Надин чаще разворачивали на границе. Минюст отказывал в регистрации фонда — «им всегда что-то не нравилось в документах». Еще прошлым летом у Надин и ее сестры заблокировали «Сбер», а этой весной — еще и «Тинькофф», куда также приходили пожертвования.
Я понимаю, почему они позволяли мне ездить. Во-первых, мы были самые первые и прошли не одну проверку от мужиков в балаклавах. Все знали: есть такая сумасшедшая с фиолетовыми волосами, которая шарахается по блокпостам и орет, что украинцы голодают, бабушки сидят без инсулина. Во-вторых, раньше государству было выгодно: девчонки ежемесячно снабжают Харьковскую область тоннами гуманитарной помощи. Когда вернулись ВСУ, какой толк от нас? Мы слишком много видели.
Из-за внимания силовиков Надин неоднократно меняла название волонтерского движения, а каждый свой пост в инстаграме проверяла на «дискредитацию армии».
— Самым тяжелым периодом стала весна этого года. По моему складу стреляли, волонтеров преследовали по Белгороду, проверяли их звонки и соцсети. Мне приходили сообщения от непонятных людей. Я понимала, что меня или юридически прикроют за какую-то дискредитацию, или меня просто не станет, — вспоминает волонтерка.
Когда у родителей Надин «по щелчку, без замыкания проводки» загорелась теплица, девушка начала переживать за безопасность близких, а также волновалась из-за возможного уголовного преследования. В мае 2023-го Надин развезла остатки гуманитарной помощи, закрыла склад, распустила волонтерское движение и уехала из России. Приютили ее обосновавшиеся за границей украинцы.
— Когда я уехала, не понимала, где окажусь: у меня не было ни денег, ни вещей — ничего. Но оказалось, что практически в каждой стране у меня есть друзья-украинцы. Я приехала к ним голодная, уставшая, напуганная, мне было очень неудобно, но они меня приняли, — говорит Надин. Сейчас девушка не раскрывает страну, где находится.
Уже в эмиграции после разрушения Каховской ГЭС Надин снова собрала команду людей из России и Украины — чтобы помогать населенным пунктам как под контролем ВСУ, так и под контролем ВС РФ. Теперь она больше внимания уделяет безопасности волонтеров.
Когда я начинала, мне приходилось и себя показывать, и умудряться делать так, чтобы деятельность не прикрыли. Сейчас так нельзя. Ни один наш волонтер не получает деньги или указания от меня напрямую, чтобы он мог спокойно работать и не уехал в подвал с мешком на голове. Недавно мне написали, что людей в России допрашивали из-за донатов в 2022 году на мою личную карту. Доходило до смешного — 300 рублей перевели. Поэтому сейчас все сборы идут не на мои счета.
Как петербурженка помогала украинцам из зоны затопления Каховской ГЭС и столкнулась с блокировкой счетов
— Волонтерство — это моя форма протеста, — рассказывает Диана Рамазанова, юристка и сотрудница петербургского «Центра помощи беженцам». — Несмотря на то что это ранит и морально дестабилизирует, это моя опора на сегодняшний день. Это возможность хоть как-то влиять на ситуацию, не чувствовать себя никем — ведь именно так мы все чувствовали себя 24 февраля, когда нас о войне не спросили.
К началу полномасштабной войны в Украине Диана состояла в «Правозащитном совете Санкт-Петербурга»: вместе с коллегами мониторила митинги на наличие правонарушений со стороны силовиков. Когда в марте 2022 года уличная активность угасла, Диана стала куратором-координатором по помощи украинским беженцам.
Когда началась война, все были в смятении. Тогда [петербургский священник] Григорий Александрович Михнов-Вайтенко предложил помогать гражданам Украины, которые находятся на территории России. В первую неделю мы получили 60 заявок, в том числе на юридическую помощь: к тем [украинцам], кто находился в России, приходили полицейские, кто-то не проходил фильтрацию. Мы вывозили людей из мест боевых действий в Европу. Потом появились первые беженцы, которых доставляло в Россию государство.
Весной 2022 года волонтеры объединились в «Центр помощи беженцам» при религиозной организации Михнова-Вайтенко «Православная община апостольской традиции во имя Святой Троицы», а в августе арендовали помещение на Курляндской улице, 49, и открыли там пункт гуманитарной помощи, известный как «Гумсклад». Диана начала консультировать волонтеров по правовым вопросам.
С июня 2023 года девушка также специализируется на беженцах из района Каховской ГЭС. В первые дни трагедии российские власти на левом берегу Днепра не пускали волонтеров в зону затопления. Тогда Диана решилась на сотрудничество с оккупационными госорганами. Через МЧС команда волонтеров передала людям лодки, а затем связалась с установленным Россией замминистра социальной защиты по Херсонской области и доставила фуру с гуманитарной помощью: со стиральными машинами, средствами гигиены, бытовой химией, нижним бельем.
Я против войны и все понимаю: оккупированные территории и так далее. В мою сторону было много критики за то, что я решила работать через госорганы. Но если мы говорим про белое пальто или про помощь людям, то я всегда выберу второе. Я не хочу оставлять людей умирать, голодать и ходить в грязных трусах.
Украина, к сожалению, в тот момент помочь [людям на оккупированных территориях Херсонской области] не могла. И гуманитарная помощь до сих пор нужна. Там полная антисанитария, недостаток питьевой воды и одежды. При этом в зоне затопления ГЭС многие люди не уезжают, они ждут возвращения Украины.
Сейчас основное направление работы «Центра помощи беженцам» — медицинская помощь. Украинцев с ранениями, ампутациями, хроническими заболеваниями забирают из зон боевых действий и на платной скорой везут в Петербург, а потом отправляют в Европу. Как говорит Диана, на такую помощь требуются большие суммы, но собирать их очень трудно — из-за недавних блокировок «Сбером» счетов волонтеров и юрлица «Православной общины апостольской традиции во имя Святой Троицы»:
Количество сложных медицинских обращений выросло, а финансирование упало раза в три. У нас почти нет донатов: люди помогают менее охотно — все привыкли к войне и устали. Плюс нам заблокировали карты. Теперь организации, которые раньше поддерживали нас, опасаются переводить средства. Все это значительно урезало возможности, а следовательно, и помощь пострадавшим от войны людям. У нас не хватает денег даже на обычную гуманитарку.
Причины блокировок карт петербургских волонтеров в «Сбере» объяснили законом 115-ФЗ, который приняли осенью 2022-го для борьбы с отмыванием незаконных денег.
Мы раньше думали, что делаем работу государства. Но если блокировка карт была умышленной, то это первый звоночек: скоро мы и за вами придем. Хоть меня пока не сильно трогают, я подозреваю, что могут прослушивать телефон. Тем более моих друзей периодически сажают. Но пока мы делаем то, что можем, и принимаем риски.
Сейчас «Центр помощи беженцам» собирает средства через другие каналы и планирует организовать аукцион: «Просто получать донаты, как раньше, не получается». Из-за блокировок счетов девушка и ее коллеги в июле, вероятно, останутся без зарплат. Но организация, по словам Дианы, старается держаться на плаву: «Ощущения, что война скоро закончится, нет, а людей, которые от нее страдают, становится больше. Для нас главное — не останавливать свою работу».
